Бизнесмен, либертарианец и представитель ЛГБТ из Владимирской области Роман Морозов эмигрировал в США ещё в 2015 году. О том, как сложилась его жизнь за эти годы – Роман рассказал в интервью «Доводу».
– Ты родился и вырос во Владимирской области, почему ты решил
уехать в США?
– Я уехал в 2015, сразу после захвата Крыма и “выборов” в городской совет города Владимира. Далее последовало повышенное внимание местных властей и даже наружное наблюдение. Последний факт настолько меня удивил, что сомнений не осталось – делать в России больше нечего. Я уезжал фактически в никуда – в США у меня никого не было.
– Была ли связана твоя эмиграция с дискриминацией представителей
ЛГБТ в России? Как с этим обстоят дела в США?
– Да. Это тоже повлияло на мой выбор. Я устал от необходимости контролировать версии “где я”, “и с кем я” на работе и в кругу друзей. К гомофобии в России либо привыкаешь как к воздуху, либо уезжаешь дышать в другое место, к сожалению. Со своей стороны я пытался как-то воздействовать на общество политическими акциями и неформальными методами. Но невозможно жить в постоянном стрессе. Психика, конечно, адаптируется, вытесняя страдания, но ничего бесследно не проходит. Многие боли этой странной жизни стали понятны только здесь, после годового общения с психологом. Получился эдакий “налог” на 27-летнюю жизнь в России.
Не менее проблемной для меня стала оголтелая эйфория большинства окружающих по поводу “возвращения в родную гавань” Крыма, которая была настолько мощной, что даже традиционно нонконформистское ЛГБТ-сообщество не стало исключением. Многие из тех, кого я знал, стали яростно поддерживать Путина и его завоевания. Я был шокирован, что те, кто испытывал максимальное давление и от власти, и от своих сограждан, испытывая гомофобию каждую наносекунду существования, рьяно поддержали это безумие и сами лезли в топку.
Возвращаясь к США. Гомофобия, как и любое мнение, защищена первой поправкой к Конституции США. Соответственно, она есть и никуда не делась, как есть и Кук-клукс-клан. Но если принять за основу уровень безумия в России как 100%, то в США он где-то в районе 2-3%. Чтобы найти проявления гомофобии, надо сильно постараться оскорбиться. Наверное, есть штаты и города, где уровень может быть 5 или 10, но я не был в таких. Для себя я сделал вывод, что уровень гомофобии напрямую связан с экономической удовлетворенностью людей. Проще говоря, чем они богаче, тем адекватнее.
– Как прошла твоя адаптация? Ты – предприниматель по духу. Удалось
ли тебе открыть собственное дело в Америке?
– Адаптации как таковой не было. Большую часть моего предпринимательского опыта в России я работал с западными компаниями, импортируя лаки и краски в страну и, фактически, обучив современным западным технологиям не один десяток деревообрабатывающих специалистов в Коврове и области. Это произошло вынужденно – мои материалы невозможно было наносить на двери “в гараже”. Поэтому пришлось построить отрасль с помощью западных специалистов, которых я привозил из Швеции и США. Поэтому ни бизнес-этикет, ни мировоззрение западного общества для меня не стали чем-то новым. Напротив, я сразу понял, что здесь моя родина и здесь мое предназначение.
Я начинал в Америке с нуля – с работы на стройке отелей, как и многие до меня и после. Но изначально понимая, зачем мне это нужно, работать было легче. Я старался учиться всему и разговаривать с людьми, изучая, как работает тот или иной бизнес, задавая миллиарды вопросов 5-летнего ребёнка. Стройка дала мне хорошую основу для понимания всех процессов строительного сектора – одной из главных составляющих современнойа мериканской экономики. Я узнал все: начиная от того, на какие средства идёт строительство и как управлять домами, и заканчивая дизайном интерьера отелей.
Уже через год я бросил работу по найму и открыл свою компанию по простым ремонтам домов и клинингу. Сегодня я занимаюсь инвестициями в жилую недвижимость и ее управлением: сдачей в долсрочную и краткосрочную аренду, текущим ремонтом, а также строительством нового жилья. На текущий момент в управлении находится около 50 домов в 2 штатах. Также я никогда не заканчивал заниматься акциями и биржей.
– Я знаю, что ты либертарианец по убеждениям, в какой мере современная Америка соответствует твоему идеалу?
– Наверное, ни одна страна в мире не соответствует представлениям либертарианца о государственном устройстве. Всем хочется больше свободы, а государство, по определению, забирает ее часть в обмен на что-то. Уровень этого обмена и является предметом жесточайших споров разных ветвей либертарианства. Я могу жить в минархистском государстве, но по убеждениям я практически чистый анархо-капиталист – мне абсолютно искренне непонятно, почему кто-то может решать за меня, высаживаться мне на Венере и строить там дом или нет (сегодня этим занимается специальная комиссия ООН – мне кажется это максимально смешным, ведь более бестолкового занятия для чиновников трудно найти), или идти воевать мне или нет – это уже не так смешно, но не менее странно. Эти примеры – крайнее проявление давления государства, но есть и куда более прозаичные вопросы, которые, тем не менее, отрегулированы в законах. В США правовая система построена таким образом, что количество государственных регуляционных актов увеличивается в геометрической прогрессии. На данный момент существует лишь несколько десятков человек, кто полностью знает как работает система медицинского страхования – настолько много документов и решений судов, разьясняющих эти нормы, существует. Нам нужно дерегулирование целых отраслей экономики. К сожалению, на Федеральном уровне такого добиться крайне сложно ввиду устаревшей политической системы.
Но в США для тех, кто хочет попробовать себя в либертарианских общинах, есть проект FreeState по переселению в один штат, где либертарианцы со всего мира создают минархистское государство в миниатюре – в Нью Гемшире, в рамках существующей модели госуправления. Они довольно успешно сокращают регулирование и налоги в городах, отраслях местной экономики и упрощают жизнь согражданам. Действуют собственные радио, интернет-издания, проходят ежегодные фестивали. То есть в рамках этого проекта люди живут ту жизнь, которая им доставляет радость и приносит счастье. Я полностью поддерживаю такие инициативы.
Если говорить в целом о США, несмотря на проблемы с регулированием, легкость ведения здесь бизнеса, на мой взгляд, максимальна среди всех стран, которые я анализировал. Связано это с реальной свободой и ценностями демократии: никто не имеет права закрыть твое дело, если ты занимаешься легальной деятельностью и платишь налоги. Для стимулирования бизнеса у государства существует масса льгот и налоговых вычетов. Это помогает микропредприятиям, которые только начали развиваться, платить годами 0% налогов и даже получать возвраты от государства. Такие условия не встречаются практически нигде в мире. Ну и по количеству стартапов США также впереди, что говорит о хорошем бизнес-климате.
– Какие у тебя были сложности в США? Расскажи, о трудностях в бизнесе, с которыми ты сталкивался?
– Сейчас трудно сказать, в основном первые несколько лет я жил с девизом “на войне насморком не болеют”, что означает, применительно к моей ситуации, режим жесткой экономии на всем, максимально эффективное зарабатывание денег и их инвестирование в свое обучение, в поиск новых перспективных бизнес ниш и полное безразличие к своим личным потребностям. На этом пути большинство моих стартапов и идей закрылось, деньги были потеряны, был близок к банкротству, но опыт положен в копилку. Та часть бизнеса, что осталась, обеспечивает меня сегодня. Самым, наверное, сложным бизнес-проектом за последнее время был дом 19 века для краткосрочной аренды в маленьком городке где отсутствовали и рабочие, и компетенции местных для такого проекта. Здание было настолько плохим, что его пришлось фактически отстраивать заново. Мне пришлось самому выполнять часть работ, начиная от дизайна и заканчивая настройкой рекламных кампаний, и даже написанием картин для интерьера. Я установил туда систему “умный дом” и множество других хитрых фишек, от которых люди пищат от радости, а я – от экономии на обслуживании. Год жизни не прошел зря.
– Предвидел ли ты войну России с Украиной? Для тебя было шоком 24
февраля 2022 года?
– Нет, никаким шоком для меня это не было. Более того, среди своих друзей я сразу сказал, что Путин будет бомбить инфраструктуру в первую очередь (удивительно, что он сделал это так поздно, только через год после начала войны). Это было логичным шагом для него в его абсолютной тотальной ненависти ко всему западному, в том числе западному пути соседей.
Я стал интересоваться политикой в районе 2003-2004 года с посадки Ходорковского, был подписан на его блог, тогда он был в виде новостной ленты его сайта. Это было время моих наивных надежд и первых попыток бизнеса, так что его дело очень тревожило меня. В это же время была первая Оранжевая революция в Киеве, где Путин, как потом выяснилось, пытался поставить Януковича в первый раз президентом. Тот факт, что у него это не получилось, как мне кажется, заложил основу ненависти к Украине у руководства России и лично Путина. Впервые что-то пошло не по заранее описанному сценарию. Были и другие события и другие страны, разумеется, но позволить яркий пример западных ценностей рядом со «скрепостаном» Путин себе не мог уже тогда. В тот момент во Владимир приезжали Немцов и Новодворская, которые по масштабу личности и уровню аналитических способностей могли превзойти любого.
После этих и многих других встреч во Владимире и Москве я понял примерную канву дальнейшего существования России и ее отношения с соседями. Небольшая легкая передышка для малого бизнеса и политики была в период президентства Медведева, но это просто потому, что при смене элит никто не замечал и не занимался мелочью типа меня.
Касательно войны. Если бы не тотальная коррупция и разгильдяйство (спасибо им) в российской армии, то, конечно, Украина бы не выстояла. В отличие от подавляющего большинства людей, поддерживающих Украину, я не обожествляю ее и считаю, что и там количество казнокрадства и глупости не менее, а скорее более объемное, нежели в России и требует, как минимум, расследования фискальных международных органов и США, как главного донора помощи. Но факт, что они имеют право выбирать свой путь развития – неоспорим, разумеется.
– Следишь ли ты за тем, что сейчас происходит во Владимирской
области? Испытываешь ли ностальгию?
– Ностальгию я испытываю только когда смотрю на упущенные возможности для страны в целом. Владимирская область, не обладая практически никакими природными ресурсами за исключением песка и леса, могла бы занять свое место не только в российской, но и в мировой экономике за счет высокого индекса человеческого капитала. Такое уже случалось, когда промышленность региона бурно росла в конце 19 – начале 20 века, что стало возможным за счет западных инвестиций и технологий. Текстильная, железнодорожная, металлообрабатывающая и “гордость” современной России – оружейная отрасли, были практически целиком построены за счёт западных технологий, на западные деньги и западными же специалистами. Завод имени Дегтярева в Коврове построили датчане, если кто не в курсе. ВТЗ скопировали трактора из США. Таких примеров масса. Но изменения, которые сделают аналогичный бум развития экономики возможным сегодня, способно провести только федеральное правительство и, совершенно очевидно, не в ближайшей перспективе. Сегодня идет обратный процесс сохранения имеющихся мозгов в шелтерах за границей.
– Рассматриваешь ли ты возможность когда-нибудь вернуться в Россию? Что для этого должно произойти?
– Нет, не рассматриваю. Бессмысленно. Зачем страдать, если можно не страдать?